Впрочем, даже с консервативной в матримониальном плане западной точки зрения, идея многоженства не кажется такой уж невероятной. В конце концов, каждый имеет право жить так, как ему предписывает вера и собственные убеждения. Именно этим и аргументируют свою позицию защитники прав однополых пар на официальную регистрацию брака. Борьба с властями, провозглашающими демократические ценности, и в то же время запрещающие союзы, выходящие за рамки представлений о "нормальных", ведется уже давно и не думает затихать.
Многоженство не берется из ниоткуда — в реальной жизни все совершенно по-другому, чем в теории. В каждом отдельном случае нужно учитывать контекст. Не то, чтобы раньше в Ливии многоженство было строго запрещено — скорее, можно говорить о некоторых ограничениях. Причем вполне справедливых. Так, любвеобильному гражданину, прежде чем привести в дом вторую и последующих жен, нужно было заручиться согласием первой супруги перед судьей, а также доказать, что и в материальном плане он "потянет". Так что полигамия сама по себе была не особо в ходу — первые жены, как правило, не давали мужьям воли, соответственно, до предоставления суду доказательств своей финансовой состоятельности дело зачастую даже не доходило.
Теперь же, говорит Джоанна Гроссман, професор права Университета Хофстра, новый закон лишит женщин права голоса при обсуждении "прибавления" в семействе — точнее, обсуждения как такового и не будет, — уменьшит их власть внутри семьи и вес в обществе. Если же рассматривать эту ситуацию шире, то многочисленные исследования уже доказали, что полигамия приводит к негативным социальным последствиям. Что интересно, полигамия практически всегда ассоциируется с многоженством, тогда как многомужество почему-то выносится за скобки.
Антрополог Джозеф Генрих, выступая в Верховном суде Канады при рассмотрении запрета на полигамию, привел свои соображения относительно социальных последствий многоженства. Основная проблема, поясняет эксперт, заключается в том, что официальное "добро" на полигамию становится отправной точкой формирования пула мужчин с низким социальным статусом, потенциальные жены которых предпочтут им более успешных в материальном плане супругов. А неженатый представитель низшего класса — типичнейший преступник, особенно там, где дело касается изнасилований и похищений женщин. Таким людям свойственно жаждать контроля над представительницами слабого пола, начиная от того, как они одеваются, до того, с кем они встречаются.
Кроме того, многоженство чревато "омоложением" жен — девушек, практически девочек, будут брать замуж все более в раннем возрасте. Разница в возрасте между мужем и его супругами будет, таким образом, увеличиваться, что приведет как минимум к недопониманию между партнерами. Далее, родители юных невест будут меньше заинтересованы в материальном обеспечении и воспитании девочек — а зачем, если можно будет пораньше спихнуть ее замуж?
Дополнительным итогом многоженства вполне может стать уменьшение ВВП в пересчете на душу населения — у богатого мужа жены будут рожать, как из пулемета. Арифметика простая: больше народа — меньше кислорода. А вот моногамия, в защиту которой выступает Генрих — это своеобразная прививка обществу: она перенаправит мужскую мотивацию таким образом, что преступность снизится, ВВП на душу населения повысится, а детей будут воспитывать не абы как, а достойно. С тем, что именно могогамный брак стал одним из условий создания демократии и политического равенства Генрих, положим, перегнул, однако в остальном его доводы вполне логичны.
Не исключено, что в скором будущем вокруг правовых аспектов многоженства разгорятся дебаты — мол, уместно ли вводить за полигамию уголовное наказание или же все должно решаться на семейном совете. Вопрос в том, как найти баланс между недопущением вреда обществу и осуществлением человеком его прав и свобод. В случае с Ливией о балансе говорить не приходится: Абдул-Джалил отменил закон, предотвращающий вред, но вместе с тем предоставил ливийцам свободу выбора.
по материалам Salon. com
